Россия готовится к тому, чтобы 1 августа 2014 года отдать долг. Долг памяти. Задолжал наш народ самому себе по исторической части. О том, как страна собирается встретить 100-летие начала Первой мировой войны, и состоялся наш разговор с членом Центрального совета Российского Военно-исторического общества, кандидатом исторических наук, генерал-майором запаса Александром Кирилиным. Об этом – но не только.
– Александр Валентинович, есть расхожая фраза – «дорога в будущее тянется из прошлого». Поэтому давайте начнем издалека. В 2012 году Россия отпраздновала 200-летие победы в Отечественной войне 1812 года. Насколько успешно у нас это получилось?
– В России есть давний опыт по части празднования крупных военно-исторических дат. Довольно вспомнить, как много было сделано, когда отмечалось 100-летие победы над Наполеоном. На Бородинском поле поднялись монументы полкам, дивизиям и артиллерийским батареям Русской армии, и стоят они там до сих пор. Были сооружены памятники, посвященные Заграничному походу русских в 1813 году, – под Лейпцигом, где прошла Битва народов, и в чешском Кульме. В день Бородинского сражения на поле славы прошел парад, который принимал лично государь император… Спустя сто лет в народе уже забылись «подвиги» французской армии на русской земле. Хотя никогда не стоит забывать о тотальных грабежах, о расстрелах гражданского населения и о многом другом. Как бы то ни было, 100-летие отметили всей страной, пышно и торжественно.
200-летняя дата отмечалась несколько скромнее. День Бородина, безусловно, получился. Парада, правда, не было. Но была реконструкция сражения, в которой участвовало заметно больше людей, чем прежде. Даже начавшийся дождь не слишком досаждал как реконструкторам, так и зрителям. А посмотреть на действо собралось, по разным оценкам, от 100 до 200 тысяч человек. Разумеется, присутствие президента страны Владимира Путина придало событию особый статус. Прибыло довольно много иностранных гостей. Но, к сожалению, из крупных мероприятий мне запомнились только два. Праздник на Бородинском поле и открытие Музея 1812 года в ГИМе, в здании бывшего Музея Ленина.
– Торжества на Бородинском поле – это разовая акция, музей – это постоянно и надолго. Хочется думать, навсегда…
– Да, открытие музея – это очень важное событие. Он, к слову, должен был открыться еще в 1912 году, к 100-летию. Тогда по всей стране ходили подписные листы по поводу сбора средств. И не только средств. Оргкомитет готов был принять от населения любые семейные реликвии: награды, оружие, письма, мемуары. Но дело по организации музея оказалось более хлопотным, чем представлялось. К 100-летию не успели. А потом подоспел 1914 год. После Первой мировой произошли другие события, и стало не до музея. Слава богу, что справились теперь. Предвидя возможную критику, замечу, что насыщение музея экспонатами, пополнение запасников – дело не одного дня. Да, сегодня коллекция Музея войны 1812 года не так полна, но, убежден, со временем она разрастется. А сам музей приобретет не только всероссийский, но и международный масштаб.
Среди прочих событий отметил бы восстановление в 2010 году мемориальной колонны в Малоярославце, уничтоженной после революции. В свое время еще Николай I распорядился отлить шесть таких чугунных колонн и поставить их в местах наиболее значимых сражений – в Смоленске, Ковно (ныне – Каунас), Полоцке, Красном, Малоярославце и на Бородинском поле.
– Иными словами, полного удовлетворения вы не ощущаете?
– Верно. Сейчас, следуя нашей давней традиции, самое время выяснить, кто виноват. Но я бы не стал кого-то винить в том, что градус пафоса оказался ниже, чем хотелось бы, а памятных мероприятий национального масштаба меньше, чем могло бы быть. Достойно поработала и государственная комиссия по празднованию 200-летия, и общественный комитет, принявший довольно интересные решения и оказавший официальным структурам значительную помощь. На мой взгляд, проблема не в недостатке каких-то идей и решений, не в нехватке государственного интереса. Как говорится, спрос рождает предложение. А спрос-то как раз был не слишком энергичным. По той причине, что заметно упал культурный уровень самого населения. За последние два десятилетия потребность людей в познании родной истории снизилась настолько, что это стало заметно любому, не только специалисту-социологу. Я школу давно окончил, могу судить только со стороны. Но и со стороны видно, как упал уровень преподавания исторических дисциплин, как сократилась внеучебная работа с подрастающим поколением. Приведу собственный пример: будучи школьником, я два раза в неделю ездил в стрелковый клуб и два раза в секцию тяжелой атлетики, а помимо этого один раз мне удавалось посещать школьный кабинет Исторического музея – заниматься в секции нумизматики. Монетная система пронизывает всю деятельность государства и всю его историю. И таким образом шло приобщение к исторической науке. Палкой нас никто не загонял, мы занимались добровольно, с огромным интересом.
Так вот, в связи со снижением культурного уровня населения, не поголовно, конечно, но значительной его части, снизились и запросы людей к масштабному празднованию подобных дат. Понятно, что это связано с тем, что повседневная жизнь стала сложнее, что девиз «волка ноги кормят» стал актуальным, а духовная пища, соответственно, менее востребована.
– В таком случае странно выглядят полки книжных магазинов, которые ломятся от изданий, посвященных 1812 году, а теперь насыщаются литературой, связанной с Первой мировой…
– Да, книг выпускается много. Хороших, редких, богато иллюстрированных – разных. Этому можно только радоваться. И в этом плане современная Россия даст сто очков вперед Советскому Союзу. Но парадокса нет. Есть рынок. Поэтому наименований много, а тиражи более чем скромные. Ясно, что эта – военно-историческая – литература интересна лишь небольшому проценту читающих. Заметьте, помимо книг появляется и интереснейшая периодика. Но зачастую сил у издателей хватает лишь на несколько номеров, после чего журнал исчезает. А еще есть Интернет! Я уже не раз ловил себя на мысли, что мне проще забраться в Сеть, чем идти к книжной полке. Потому как быстрее.
Так что инструментов в достатке. Вопрос в том, как вернуть людям желание этими инструментами пользоваться, как возродить в них серьезный и постоянный запрос на историческую память.
– Александр Валентинович, вы говорите о том, что материальное возобладало над духовным. Факт очевидный. Но, на мой взгляд, есть еще одна фундаментальная причина понижения культурного уровня и, как следствие, ослабления исторической памяти. Секции и кружки, всяческие прочие мероприятия духовного воспитания в советское время – это ведь микроэлементы мощной идеологической системы, которая пронизывала все и вся. Другой вопрос, какие идеи лежали в фундаменте этой идеологии. Я сейчас говорю, скорее, об организации процесса. В 1991 году в стране от идеологии отказались на государственном уровне. И лишь в последние пару лет пошли серьезные дискуссии о том, что нации жить без идеи невозможно. Так вот, в отсутствие общих ориентиров и ценностей трудно требовать от обычного человека духовного совершенствования. Нет ясности, есть сумбур и хаос. И в такой ситуации множество людей предпочитают не ввязываться в духовный поиск и погружаются в мещанский быт. Конкретный исторический пример на носу: взятие русскими войсками Парижа в марте 1814 года и разгром Наполеона. Поди пойми, как мы в национальном масштабе относимся к этому глобальному событию, увенчавшему Отечественную войну 1812 года. Ведь ясности и сигналов обществу – никаких!
– Согласен. Так оно и есть. Вернемся к слову «идеология». Безусловно, такую жесткую идеологическую систему, какая существовала в СССР и которую отдельные личности превратили в оружие подчинения большинства населения одному взгляду на жизнь, возрождать не нужно. Но жить совсем без идеологических установок невозможно. Другое дело, что не стоит устанавливать их законодательно. Надо идти от сердца, от любви к Родине. Любовь к Родине – это, наверное, и есть самая главная, базовая установка. И тогда все встанет на свои места. А пока мы довольно часто сталкиваемся с примерами антипатриотизма, который для отдельных наших сограждан, имеющих весомый социальный статус и выход на большую аудиторию, является той самой идеологической моделью. В дискуссии вокруг нашумевшего опроса телеканала «Дождь» по поводу Ленинградской блокады писатель Юрий Поляков верно заметил: две трети людских потерь в Великую Отечественную войну составили мирные граждане. А это значит только одно: шел планомерный геноцид русского и других народов, населявших СССР. Это очевидно, и, стало быть, ни к чему проводить скандальные опросы типа: надо было сдать Ленинград или нет? Перед врагом стояла задача: сократить население страны до 30–40 миллионов, необходимых рейху для рабского труда. То есть уничтожать нас любым способом. Вопрос: что лежит в основе подобных опросов – некомпетентность или антипатриотизм?
– Есть такой историк, Борис Соколов. Недавно в Англии он презентовал очередную книгу, посвященную теме потерь СССР во время Великой Отечественной войны. В очередной раз он «порадовал» нас новыми данными. По его мнению, безвозвратные потери армии составили более 26 миллионов. И уж тут говорить о некомпетентности или случайности точно не приходится. Соколов ведет планомерную работу. Тут как быть?
– Я знаком с Соколовым. Мы спорили с ним не раз. Но ничего друг другу доказать не смогли и, видимо, никогда не сможем. В бытность мою начальником управления в Министерстве обороны я курировал работу группы историков, которые много лет занимались изучением этого вопроса. В группе было девять человек во главе с профессором, генерал-полковником Григорием Федотовичем Кривошеевым. Эти люди, сами прошедшие войну, работали над исследованиями скрупулезно и, кстати, без всякого материального интереса и без всякого политического заказа. Когда многолетние исследования были опубликованы, им выплатили скромный гонорар порядка 25–30 тысяч рублей. И презентации в Лондоне результатов их титанического труда не было. Зато появились точные цифры: потери Красной армии составили около 9 миллионов человек. Проблема в том, что государственные люди тогда повели себя пассивно, и эти цифры не были озвучены на самом высоком уровне. В свое время совершенно иначе поступил Сталин. Он официально заявил о 7 миллионах погибших солдат. Позже его укоряли в том, что он число потерь занизил. Но, как это часто бывает, когда историю пользует политика, цифру выдрали из контекста. Сталин сказал о боевых потерях Советской армии на фронтах. И был абсолютно прав. Еще около 2 миллионов солдат и офицеров были целенаправленно уничтожены в лагерях для военнопленных.
Для того чтобы прекратить спекуляции на эту тему, надо официально, опираясь на авторитет государства, озвучить доказанную статистику потерь.
– И что, исторические инсинуации прекратятся?
– Скорее, нет. Но в массе люди перестанут на них реагировать. Кроме того, надо озаботиться тем, чтобы не только противостоять создателям «плохих мифов» об истории отечества, но и самим создавать мифы с положительным знаком. Разумеется, на почве исторической правды. Вот вы верите в то, что 300 спартанцев смогли противостоять 200-тысячной армии персов? На самом деле вместе со спартанцами сражалось еще до 8 тысяч греков. Но кто о них сейчас вспоминает? А весь мир поклоняется подвигу воинов Спарты, и на этом примере воспитывается мужество и любовь к Родине. Исторический факт превратился в легенду, воспевающую силу человеческого духа. Разве это плохо?
– Александр Валентинович, самое время вернуться к теме Первой мировой войны. У вас нет опасения, что «плохие мифы», и так вовсю гуляющие по поводу участия России в этой войне, будут в этом году навязываться еще энергичнее? И так многие уверены, что к войне Россия оказалась совершенно не готова. Что понесла по сравнению с противником и союзниками огромные потери. Что подавляющее большинство русских генералов оказались неучами и бездарностями. И так далее…
– Первое, что важно, – Россия в отношении Первой мировой войны обретает память на национальном уровне. А значит, появляется возможность системно изучать события столетней давности и предоставлять результаты этих исследований всему народу. К слову, на бытовом и личностном уровне «забытая война» не была такой уж вовсе забытой. Как ни старались идеологи советского времени вымарать ее из отечественной истории. Приведу три примера. Генерал-полковник Кузьма Петрович Трубников, завершивший военную карьеру заместителем командующего Северной группой войск Советской армии в Польше, на парадном кителе носил не только два ордена Ленина и пять орденов Боевого Красного Знамени, но и четыре солдатских Георгиевских креста, заслуженных им при царе-батюшке. И это далеко не единственный случай, когда советские солдаты, офицеры и генералы наряду с советскими наградами надевали царские кресты. Значит, помнили, ценили, делились рассказами. Председатель Центризбиркома Владимир Евгеньевич Чуров, человек весьма неравнодушный к военной истории, в домашнем альбоме хранит военный фотоархив своего деда, артиллерийского поручика, воевавшего в Первую мировую. Многие годы группа исследователей во главе с Александром Игоревичем Григоровым изучала военные архивы Великой войны и составила многотомный каталог солдат и офицеров Рязанской губернии, отдавших жизнь «за Бога, царя и Отечество» в 1914–1918 годах. Отмечу, Григоров родился в 1964 году, спустя пятьдесят лет после начала Первой мировой.
Второе. Уже начался, а в этом году продолжится процесс мемориализации этой войны. Момент крайне важный. Книгу можно купить или не купить. Фильм посмотреть или пропустить. А вот памятники, они всегда перед глазами множества людей. Они работают на память постоянно. К 100-летию памятники появятся в Пскове и Калининграде. В Москве на Поклонной горе установят скульптуру работы народного художника России Андрея Ковальчука. В городе Гусеве, носившем ранее название Гумбиннен, где прошли первые бои с германцами, создается парково-мемориальный комплекс, который украсит памятник замечательного скульптора Владимира Суровцева «Штыковая атака». Идет серьезная работа, связанная с местами захоронений русских солдат и офицеров. В Царском Селе под Петербургом, где находится Братское кладбище, на котором хоронили умерших в царскосельских госпиталях. В Москве, на Соколе и недалеко от станции метро «Семеновская», где также находились госпитальные братские кладбища. Эта работа ведется не только в столицах.
– А что происходит по этому поводу в «самом главном из искусств»?
– Насколько я знаю, режиссер Игорь Угольников снимает кинофильм об истории ударного женского батальона под командой знаменитой Марии Бочкаревой, который в первом же бою летом 1917 года потерял убитыми и ранеными более половины личного состава. Этот трагический и вместе с тем героический факт нашей истории забывать нельзя.
А что до искаженных представлений о Первой мировой, то тут средства борьбы просты и проверены. Работа добросовестных историков и архивистов, издание книг, публикации материалов в прессе и Интернете, документалистика на телевидении, научные конференции, круглые столы, экскурсии и различные конкурсы. Если все это будет сделано профессионально и с любовью, то многие откроют для себя правду о той войне. Узнают, насколько Россия готова была сражаться. Выяснят, что боевые потери с нашей стороны были сопоставимы с потерями главных участников: Германии, Франции и Австро-Венгрии. Поймут, что русские генералы были не так уж плохи, были среди них выдающиеся полководцы Юденич и Брусилов. И в итоге убедятся в том, что Россия в Первой мировой проявила себя более чем достойно, внеся огромную лепту в общую победу Антанты.
Михаил БЫКОВ, Фонд «Русский мир»